И ведь нельзя просто так налить самогона во флягу.
Надо непременно спуститься под своды: чтоб сверху гладкий блестящий кирпич, чтоб копоть свечи, чтоб мыши врассыпную — сначала в панике, а потом упорядоченно ворчали бы за спиной. В погребах пусть будет холодно. Входишь туда, как в ледяную воду: на первой ступеньке — по щиколотку, а через три шага уже сжимается всё, что пониже спины (и спереди тоже). Набрать побольше тёплого воздуха — и вперёд вниз. Мыши выжидаючи смотрят.
А уж там — в лабиринт дощатых отсеков и неподписанных дверей. Вечная испарина замка, хрустящий ключ, скрип заноз. Ещё более тернистый путь в самый дальний угол, мимо одинаково прелых, но пока разноцветных ещё слоёв прошлого. Давно бы всё это выкинуть, да жалко: вдруг когда пригодится. Вон, к бутылке же ходишь. Так то — бутылка...
Бутылка должна быть неотвратимо пыльная, хотя только недавно отмечался на ней пальцем очередной уровень, на полглотка лишь выше нынешнего. И думаешь, что надо бы дату рядом подписать. Но с точностью до дня подписывать стыдно, ставить только месяц — пошло, а год — и вовсе ни в какие ворота. Кроме как по мышам, получается, и не определишь. А они на подобные вопросы только со смеху покатываются, да слёзы вытирают чужими хвостами. Приглядишься — ни одной ведь знакомой рожи. Все другие, никого с прошлого раза не осталось.
И тут память, наконец, срабатывает: в прошлый раз ты был здесь лет тридцать назад, предыдущую метку (ну ведь на глоток же выше, не больше!) ставил твой дед, а сколько поколений мышей ходило подышать из-под неплотно закрытой тогда пробки — им и самим-то не сосчитать.
Напротив своей риски, прямо под дедовой, нужно нарисовать в пыли первую из трёх букву — X. Вздохнуть, подумать, нарисовать ещё такую же. И палочку в конце. Двадцать первый век, выходит, достался. Там, на бутылке, места ещё полно. Особенно, если будут нормальными цифрами писать, не выпендриваться.
Отольёшь себе, сколько надо. А наверху уже солнышко, тает всё, главное — не поскользнуться и не расплескать по глупости. И, кажется, никакая это не память, и давно уж нет ни подвала, ни деда, а бутылки и вовсе не было никогда, и выдумал ты всё. А что мыши в погребе хохочут — так им лишь бы повод был.
Ты только пробку не закрывай до конца.